В какой-то момент я понял, что мне пора за границу.
Люди вокруг могут об этом бесконечно говорить и уезжать, или говорить и не уезжать, но сам ты будешь слушать об этом в пол уха и задумываться лишь изредка. И, вдруг, без всякого предупреждение, приходит осознание, что все, что ты собирался здесь сделать, ты сделал, и нет никакого смысла здесь оставаться. С этого момента и начинается путешествие за границу.
Проблема перемещения за границу может быть решена мгновенно одним днем — билет в одну сторону и поминай как звали. А можно собираться, собираться, да так и не уехать, во всяком случае в здравом уме и трезвой памяти.
Держат, обычно, накопленные блага, привычки, родственники, друзья. Первых с годами все больше, вторых все меньше. Ну и, конечно, держит цель всей жизни, ради которой родился, воспитывался, учился, работал, заводил семью, развивал менталитет. Чем сложнее эту цель сформулировать, тем сложнее принять решение отправиться за границу.
Я решил не спешить и сильно не затягивать, путешествовать относительно налегке. Все что у меня было, переписал родне. Каждый хотел получить что-то моё, а обрёл что-то своё.
Машину я забрал, но ровно до того места, где ещё можно пользоваться машиной. На закате дня я отправился в путешествие.
Большой город, скоростная трасса, пробки, в которых я был предоставлен своим мыслям. Уже стемнело, когда я выехал из города. За городом машин поубавилось. Дорога была прекрасна.
Стали попадаться попутчики. Не то чтобы я хотел попутчиков, но это как бы было обязательное условие путешествия.
День первый
В машину сели молодые люди. Поехали, говорят, не обидим. Вели странные пустые речи про житьё бытие своё. Диалог их кишел деталями о бравурных выходках, недостойных достопочтенных джентельменов. За короткое время я был погружен в темы: разведения лохов на деньги, забивания и разруливания стрелок, кабацкого отдыха после дел не праведных. Обесценная речь превалировала над обычной. Еле дождался их выхода. Покинули улыбаясь, бросив на прощание: «Ну что обещали не обидеть, не обидим, бывай». Вся эта клоунада была устроена одной цели ради — не заплатить за поездку. Да я и не ждал.
В машину села молодая девушка. Одного взгляда на нее хватило увидеть в ней беглеца. Беглеца от всего что есть вокруг и самой себя. С порога она начала рассказывать о своей замечательной жизни: доме богатом, муже хорошем, делах успешных. Я не спрашивал, только видел, что жизнью она побитая и рисует свой образ из какой-то чужой подсмотренной жизни. А сейчас, говорит и говорит без умолку, что бы прибежать после десятичасовой смены через магазин, дойти без сил до кровати, упасть рядом с дочерью и уснуть на несколько часов. Дай бог, как говориться, дай бог.
Следом подсел молодой человек лет тридцати и сразу же начал за политику, как только машина подпрыгнула на яме. Рассказал о том как в его городе администрация ворует и совсем не выполняет предвыборные обещания, что вместо того, чтобы асфальт положить нормальный, поставили ещё один памятник горожанину, без которого и не о чем было бы вспомнить о городе. И автобусы нормально не ходят и если бы не попутки, до дома бы не добраться. В речи его скрывалась на повышенные тона. И рассказывал он о том как раньше было лучше, а сейчас все разворовали и растащили. А глава администрации ездит на машине, купленной на деньги сворованные от строительства дороги. Поток речи молодого человека прервалась на выходе. Да уж, не завидное будущее у города, граждане которого пребывают в таком настрое.
После сел мужчина в потёртом пиджаке и засаленных брюках. Точне сначала сел запах спирта, далеко распространяющийся за его ауру, а затем и он сам. Начал рассказывать, что он артист драматического театра. Что нет нормальной работы у хорошего артиста, а только в новогодние праздники хорошо быть дедом морозом и приносить детям радость. Извинился и пытался отхлебнуть из пузырька, спрятанного во внутренний карман, но в рот упали последние капли. Собирался покемарить, прислонившись к стеклу, да организм потребовал добавки и мужчина вышел. Прямо на красном свете светофора. Я открыл окна, потому что начал хмелеть от запаха.
Следом сел мажор в модных шмотках и громкой музыкой в наушниках. Из наушников играл Фараон, ну тот, который знает как курят среди морей. Мажор был разодет как огромная рождественская конфета, сошедшая с обложек глянцевых журналов. Как говориться, выглядел на миллион. Вполне возможно так оно и было. Глаза его скрывались за темными очками, не смотря на надвигающуюся полночь. Он говорил по телефону с собеседником так громко и манерно, что я стал невольным свидетелем разговора. Он говорил, что знает жизнь, что достаточно крут на своём районе, и рукопожат с известными людьми, и все девки его. Что взял у родаков лавэ и они свалили на выходные и сперва нужно затусить в клубешнике, а потом уже у него. В разговоре он перебирал различные стили речи и интонации, и было не понятно, говорит он с разными людьми, или с одним, а может вообще говорит по выключенному телефону с воображаемым собеседником.
Когда он меня покинул, день подходил к концу. Я съехал от больших городов на федеральную трассу. Ехать ночью не было никакого смысла, за сносные деньги я снял первый попавшийся мотель. В цену за номер входили банные процедуры.
Вообще, водные процедуры — это самая важная часть пути, когда можно смыть с себя всю смертельно накопившуюся усталость. Прекрасно если они сопровождаются процедурами, заставляющими по новому бежать кровь. Но предложение звучало слишком настойчиво и я благоразумно от него отказался.
Я принял еле-еле идущий душ и уснул.
День второй
День второй начался с кражи. Я недосчитался документов на машину и всего того что в ней оставил. Велика ли потеря для того кто отправляется за границу?
Не было никаких сомнений кто это сделал. В бардачке я не досчитался бутылки виски. Неподалеку от входа в очень расслабленном состоянии качался на стуле сын хозяйки, прислонившись к сараю. Скорее всего это и позволило ему успокоиться и не ломится сильно ночью в мою дверь, запертую на стул.
Когда я собирался отъезжать, пришла хозяйка мотеля и сказала что я должен ей денег за проживание, так как не смог расплатиться накануне. Конечно я был уставшим, но не настолько, чтобы не помнить, что расплатился. Было видно, что хозяйка скандальна, приготовилась к серьезному бою и её сынок сидел поодаль не просто так. Рядом с ним был приготовлен обрезок трубы для окончательного решения вопросов. В том числе и для выяснений обстоятельства ночной кражи. Я отдал сумму чуть большую, чем хотела хозяйка, отблагодарил за прекрасный ночлег, приветливо помахал поднимающемуся с обрезком трубы со стула сыну и тронулся дальше. Видимо это были самые легкие деньги, когда либо доставшиеся хозяйке, поэтому она поколебалась, но отступила от машины.
В зеркало заднего вида я увидел что началась перепалка, сыну достался подзатыльник, а что было дальше, скрылось за поворотом.
На дороге у сломавшейся машины голосовала судья. Она очень просила подвести её в суд по делу всей его жизни. Машина и костюм у судьи были не презентабельные и можно было сделать вывод, что «дело всей её жизни» должно исправить это положение. Судья нервничала, металась, даже погрызла ноготь, отчего становилось очевидно, что разум находится в смятении относительно сегодняшнего исхода дела. Я высадил судью не доезжая сотню метров до суда у кофейни и пошел за кофе. Судья поколебалась и тоже решила зайти взять кофе с собой. В кофейне разыгралась молчаливая сцена. За сдвинутыми столами сидела большая семья, включая стариков и детей. Все шумели и о чем-то громко разговаривали. За столом было пустое место для главы семьи. Когда мы зашли, семья замолкла и кафе повисла тишина. Семья смотрела на судью, судья смотрела на семью. Видимо они встретились чуть раньше, чем нужно было и не в том здании. Я взял кофе и поехал.
В машину запрыгнули две дамы, спешащие на работу. По дороге они успели перемыть кости всем сотрудникам, соседям и звёздам. Обсудили новый гардероб секретарши, стремительный взлёт карьеры юриста и свои планы по прекращению этого, сальные выходки начальника. У меня голова начала звенеть как улей. Создавалось впечатление, что дамы обсуждают план боевых действий на день, и не позавидовал бы я тому, кто ждёт от них работы. К счастью они скоро вышли.
И я вышел размяться и подкрепиться, благо как раз рядом был торговый центр. У его входа я попал на ярмарку тщеславия: импозантная дама стояла и рассказывала о своём новом бизнес-курсе по улучшению личностных качеств. Любой зевака, остановившей на ней взгляд, был очарован, одурманен, схвачен и выдоен до последнего рубля. Она начинала говорить с человеком и мгновенно находила его слабые места: робким она обещала уверенность своим курсом, слабым — храбрость, одиноким — любовь, больным — здоровье, глупым — мудрость. Никто не уходил обиженным. К счастью я для неё остался незамеченным, ну или она не посчитали необходимым удостоить меня своим вниманием.
У павильона с одеждой разразилась драма. Он и она. Он спросил, немного ли она накупила. Она устроила в ответ настоящий скандал, за две минуты превратившись из человека в мегеру. Началось все с того, что он не даёт ей ничего себе купить, хотя она имеет право и сидит целыми днями с ребёнком, что она превратилась в домработницу, что света белого не видит и отдала лучшие годы своей жизни ему, и имеет право. И что нужно было уезжать в тёплые страны как предлагал другой, а не все вот это. Это был какой-то конец концов отношений.
А он стоял и слушал, потом швырнул пакеты, которые были у него в руках на пол и отвесил смачную пощечину, отзвук которой прозвучал как лопнувший шар. В повисшей тишине мужчина развернулся и ушёл, женщина осталась сидеть на полу с раскрытым ртом.
В магазине я взял хлеб, вино, сыр, сигареты. По привычке вино положил за пазуху, набил карманы конфетами. На выходе из магазина, в переулке, где стояла машина, на мгновение мелькнула тень. Чем ближе я подходил к машине, тем отчетливее тянуло холодом из переулка. Когда я подошел к машине, я отчетливо почувствовал на себе колючий взгляд. Вместо того чтобы сесть в машину, я завернул в переулок и протянул пакет с продуктами по направлению к тени не отводя взгляд. Из тени высунулась рука, забрала пакет и исчезла. Холод и напряжение спали.
Вниз по улице спускалась вереница детей и взрослых в пестрых одеждах. Дети отделили меня от машины, а самая старшая цыганка заговорщицки подмигнула и сказала:
«Вижу твоё прошлое, настоящее и будущее, позолоти ручку, все о тебе расскажу!».
Дети стояли с вытянутыми руками и верещали.
Из кармана я вынул горсть чупа-чупсов и отдал детям. Дети попрятали угощения и отбежали разворачивать конфеты. Цыганка пыталась схватить меня за руку, но я жестом остановил её и вложил ей в руку магазинную сдачу, поблагодарив и отказавшись от услуг.
После этого я сел в машину и поехал дальше.
На выезде из города я серьезно ошибся. Две девушки которых я посадил, оказались не теми, за кого я их принял. Сначала они закинулись какими-то таблетками из разноцветных оберток. Первая, на переднем сиденье, пыталась все время об меня тереться и жарко дышать мне в ухо, вторая, на заднем сиденье, обшаривала машину и терлась об первую. В зеркале заднего вида я приметил черный БМВ сразу после того как девушки сели.
Ситуация накалялась, девушкам едва ли было шестнадцать. Девушки слились в долгом страстном поцелуе. Первая девушка развернула очередной фантик и пыталась засунуть его содержимое в меня. Пока безрезультатно. Тогда она попыталась закинуть на меня свою ногу, но неловко задела подстаканник со всякой всячиной. Из подстаканника вылетела красная корочка с золотыми буквами и гербом. Видимо в тот момент когда судья копалось в сумке удостоверение выпало и это мне было на руку. Девушка отдернула ногу и подняла удостоверение.
«До трёх лет за те таблетки, которые у вас и чуть больше за то, что вы пытаетесь меня ими накормить. До шести лет вашим друзьям на чёрном БМВ», — сказал я.
На лице девушек стало проступать понимание происходящего и в тот момент, когда блаженство сменилась сосредоточением, а затем и ужасом, я добавил: «Или вы выходите прямо сейчас», — и резко остановил машину.
Девушки пулей вылетели из машины и побежали к подъехавшей черной БМВ. Я потихоньку поехал дальше, БМВ развернулась и поехала обратно.
В последнем городе моего путешествия на центральной площади было сборище народа. Приехавший депутат агитировал за предстоящие выборы и рассказывал свою предвыборную программу. Если следовать его повествованию то этот неказистый городишко сразу после его выборов должен обрасти кисельными берегами, по высохшему руслу побежит молочная река, обанкроченные заводы восстанут с новой силой и рабочими местами, а вместо развалившихся каруселей должен появится Диснейленд по мотивам русских сказок, не меньше.
Центральный щит около сцены гласил «Хороший мужик!», а рядом со щитом наливали всем желающим. Люди пили, крякали, говорили, что действительно хороший мужик, но не напивались. Рядом была закуска и охрана смотрела, чтоб желающие не подходили слишком часто. Победа мужика в городе была обеспечена.
Кандидат тут же в палатке проводил ряд рабочих встреч: с представителями профсоюзов, с инвесторами, с главами районов. Особняком выделялся мужчина, чудом прорвавшийся на встречу. Он неуверенно мял шапку в руках и говорил о реструктуризации долга. Только что улыбчивый и заискивающий перед кредиторами кандидат, превратился в жесткого бизнесмена, который не захотел выслушивать мужчину и жесткого указал на выход. Мужчина что-то пытался объяснить, но его через запасной выход выволокла охрана.
К палатке стояла бесконечная вереница тех кому что-то было нужно и тех от кого что-то было нужно. На это невозможно уже было смотреть и я двинулся дальше.
Вечерело.
Город сменили поля, поля сменяли леса,
Больше попутчиков не было. Все истории попутчиков были краше одна другой, хоть кино снимай. А может это действительно было кино, которое мы смотрели с попутчиками. А может и не было никаких попутчиков, а все истории подсказывало больное воображение.
Навигатор подсказывал, что где-то рядом есть последнее место, где можно заночевать.
Мини-отель находился у леса, отделяемого ручьем. Портье дал ключ и уехал домой.
Ночь была прохладная.
С обратной стороны номера отеля оказалась балконная дверь прямо с выходом к ручью. В комоде нашелся плед и свечи. Как раз пригодилась бутылка вина.
День третий
Утро выдалось туманным. Я оставил машину около отеля и двинулся в сторону леса.
Я шёл в кроссовках, футболке и легкой куртке-ветровке, за спиной не болталось уже ничего.
Оставался последний этап путешествия через лес. Ветви деревьев расступались и смыкались за спиной.
***
Ближе к концу пути я уже плохо соображал что происходит. Солнце шло к закату. Вокруг стал сгущаться туман и морозный холод.
Наконец лес начал редеть и закончился опушкой выходящей к реке. У реки было не видно противоположного берега.
Граница была совсем рядом.
На берегу реки, как и было обусловлено, стояла лодка. Рядом был разведен костер, у которого сидел мрачный старец в рубище. Костер уже угасал. Старец шевелил головешки костра посохом.
Я подошел к старцу и молча протянул бабушкину брошь в виде золотой ветки с сардоникосвыми желудями. Старец посмотрел на брошь, молчу кивнул на котомку и на лодку. Я бросил брошь в котомку, но в лодку не пошел.
Подошел к воде. Огляделся. Разделся. Бросил одежду на камни. Чиркнул спичку. Затянул полной грудью сигаретного дыма.
И перешёл границу.
