Sound of my hood

Тиват, знаете ли, это вам не Чистополь.

Во-первых — население 25 тысяч человек супротив 60 тысяч.

Во-вторых — Адриатическое море заместо реки Камы.

В-третьих — температура +25 градусов, а не +5.

Сложно сразу становится не подготовленному человеку. Но, скажу сразу, мы справились.

Тиват — это Черногория (или Монтенегро, кому как нравится), бывшая часть Югославии, а значит русских там помнят. Как оказалось, не только помнят, но и русских там дофига — все занимаются строительством гостиниц и домов на продажу для других русских. Все говорят на помеси черногорского (не понятно, что это, словацкий ли, боснийский ли, или ещё какой) и русского.

Тиват представляет собой большую бухту, вдоль который расставлены дома упирающиеся в горы. Я бы сказал, есть в этом что-то от Геленджика, но очень отдаленное.

Город состоит из трех частей. Две части прибрежные. Права часть — это город образца 70-80 годов прошлого века — постройки не выше 5-ти этажей — ещё живые, но уже не новые.  Левая часть прибрежной части города — это фешенебельные гостиницы для дорогущих яхт, стоящих в бухте. Там же и идёт основная стройка.

Третья часть — это дома на второй линии за главной дорогой, разрезающей город вдоль пополам. Дома изначально были дачами и частными домишками, которые переквалифицируются под дешевое жильё для приезжих. Здесь тоже идёт стройка — выше в горы, кто как сумел залезть.

В первый вечер мы обошли нижнюю часть города и ужинали в старой его части в кафе «Мала барка» шопским салатом (насоветованным нам), сыром и рыбой своего посола. Также нам достался хлеб с чесночной заправкой, с которым ужин выиграл ещё больше.

На второй день мы поехали в соседние города Котор и Тиват. Ехали за гастрономией, а попали в волшебные места.

В Которе великолепный старый город, окружённый старой стеной, но в городе все действующие дома в которых идёт жизнь для себя и для туристов. Подняться по лестнице в гору — бесценно. Я не осилил. Но вот бокал вина — вполне себе.

Из Котора попали в Тиват, на котором сначала не понятно что было делать, но сперва спасло сербское кафе с шампанским и сыром.

А потом лодочник, отвезший по морю на остров с церковью.

Следующим днём отправились в пещеру рядом с городом Будва (говорят Будва — это русская деревня, но они просто не были в Русской деревне).  С пещерой не сложилось как-то сразу. Сперва все-таки решили заехать в Будву. Смотрели ещё один старый город за стеной. Каждый город прекрасен по своему.

Затем отправились на такси в пещеру, но полицейский нас не пустил, сказал что дорога на два часа закрыта для дорожных работ и таксист отвёз нас к острову св. Николая. Вот остров прекрасен. Его выкупила туристическая компания и наделала там домиков в аутентичном стиле и сдаёт по 2 тысячи евро за ночь для звёзд и прочих, ищущих тишину. За 10 евро нас провели по острову, все показали, включая покои, а также бассейн, построенный над церковью, звали в качестве постояльцев.

Вечером того же дня открыли для себя прекрасное место в Тивате — полуостров с вековыми соснами, на котором располагается бывшее имение 16-17 века, находящееся в плачевном состоянии. Полуостров не застроен по единственной причине — его приватизировали после войны и теперь его никто не может выкупить.

На следующий день отправились на автобусе отправились в местечко Лепетан, которое не примечательно ни чем, кроме паромной переправы на другой берег. Перебрались на пароме, побродили и вернулись обратно.

По возвращению в Тиват бродили по верхней части города. Поднимались к церкви. Смотрели кто-что себе строит.

Потом вновь бродили по полуострову.

А вечером пили шампанское на камнях на берегу моря.

Утром следующего дня, следуя заветам аристократов, пили шампанское в шезлонге на берегу моря.

Ходили по сувенирным лавкам (да что уж там, сыр годный искали) и в дорогу собирались.

Дорога до аэропорта занимает 10 минут и очень нелепо приезжать в него за три с половиной часа. Но по сути — в аэропорту те же деревья, тот же кофе, такая же расслабуха, поэтому это не имело особого значения.

Хорошо было!

Лето для Лео началось самым печальным образом. Не стало дедушки, которого он очень любил и души в котором не чаял.

Для всех дедушка был профессором, доктором и светилом наук, академиком, а для Лео – самым главным другом и учителем, с которым можно было сидеть на маленькой кухоньке, пить чай и разговаривать о вечном.

Лео жил на четвертом этаже шестиэтажного дома с родителями и сестрой, а дед жил на шестом этаже того же дома под крышей. У деда была маленькая комната вся уставленная книгами с пола до потолка. В комнате стоял рабочий стол, диван и кресло. В комнате было окно во всю стену, на котором никогда не было штор. Через окно в комнату проникал дневной свет и можно было работать и читать, не включая ламп весь день до вечера. Чем Лео с дедом и занимались. Дед сидел и работал за столом, писал очередную книгу или стать, а Лео сидел, свернувшись калачиком на кресле и читал бесчисленные книги деда. Иногда книги были не понятны совсем. Тогда Лео шел на кухню заваривал чай и заманивал деда на кухню, чтобы спросить о чем-то непонятном. Дед отхлебывал чай, задумывался и начинал рассказывать так, что самые непонятные вещи неожиданно становились понятными и очевидными.

С мая по сентябрь окна не закрывались и комнату наполняли уличные звуки: пение птиц, рев машин, шкрябание дворника, гомон детей. Так деду легче работалось. Когда на город опускался сумрак, дед заканчивал работать, ставил на подоконник музыкальный (патефон), включал негромкую музыку, наслаждался тишиной и различными музыкальными инструментами.

После того как деда не стало, все лето Лео провел в его квартире от рассвета до заката, читая книги, любуясь видом из окна и ставя музыку, ему хотелось запомнить эти ощущения на всю жизнь.

Осенью Лео должен был идти в институт. Из комнаты предстояло все вынести, чтобы сдать новым жильцам. Все что мог Лео захватить с собой, это свою память и воспоминания.

За окном тлел август и закат. Привычным движением Лео поставил на подоконник патефон, достал последнюю пластинку, включил еле слышно музыку, уселся поудобнее в кресло, подставил лицо закатным лучам уходящего солнца и закрыл глаза. Из патефона доносились причудливые смешение мелодий: африканских ритмичных барабанов, гобоя, валторна и современной электронной музыки.

Музыка проникала все глубже и глубже, сливалась в единую мелодию.

Лео задремал.