Все, что есть у меня

В 2018 году я все же решил свести все что написал в книгу.
При верстке, коррекции, публикации и печати мне помог сервис Ridero.ru

На фейсбуке к этой информации отнеслись достаточно благосклонно (в отличие от основной доли бреда, которого я пишу):

И в тот же вечер я решил записать пару стихов голосом, как они звучат в моей голове и сделать мини-презентацию книги.

Следуя заветом опенсорса, те кто дошел до этой страницы, книгу могут скачать вот здесь, если интересно:

Заявитель

«Заявитель номер 557, войдите в 21 кабинет!», — раздалось в динамиках.
Никто не отреагировал.
«Заявитель 557!», — повторилось в динамиках. И снова никто не пошёл к кабинету, хотя очередь собралась довольно приличная.
Из кабинета высунулась медицинская сестра, обвела всех взглядом и громогласно спросила: «У кого талон 557?».
Все судорожно стали смотреть свои талоны в очередь.
«Что она говорит, дочка?», — спросил старик, сидящий у самого входа у девушки рядом.
«У вас какой номер талона?», — спросила девушка.
«А шуть его знает», — а что по фамилии больше не вызывают?
«Я не знаю, называют номер талона и все», — ответила девушка и уткнулась в свой телефон.
«Сестра! — крикнул дед: — Посмотрите, когда очередь Воронова!»
«Что вы! — зашикала сестра: — Мы не имеем право называть фамилию, мы должны защищать ваши персональные данные!»
«А от кого защищать? — удивился дед: — Тут что враги?»
И принялся судорожно искать талон по карманам.

Доля ангелов

Доля ангелов на станции Тушино составляет двенадцать процентов от купюры в кассу опущенной, полсотни эквивалентной.

На морозе, на солнце и в слякоти им нужно самую малость — получить с пассажиров опаздывающих смехотворный налог на жалость.
Кружочки меди и никеля от прохожих неравнодушных опускают на донья карманов видавших виды теплушек.
Без тоски и без сожаления вся с трудом добытая мелочь, пересчитывается и кочует на прилавочные тарелки.
В магазинах менялы добрые, производят обмен на улыбки, упакованные, расфасованные в ёмкости по пол-литра.
Наслаждаясь закатным солнышком или промозглой стужей, улыбаются счастливые ангелы, позвякивает их ужин.

Я в их доле им не отказываю, не сужу, что смрадные и грязные.
Участь у них не завидная, если каждый приезд они разные.

Мужчины держат землю на руках

Мужчины держат землю на руках

Совсем не важно как тебя убьют,
Нет смысла без конца кормить свой страх.
Над миром кружит осени салют,
Мужчины держат землю на руках
Ведут они войну между собой
За лишний рубль, за тёплую постель
Совсем не важно, кто сейчас с тобой
Воюет, не жалея скорых стрел.
Когда со стороны увидишь бой
Не стоивший ни слез, ни слов, ни сил
В сравнении с густой тяжелой тьмой
Тебя съедающей, о чем бы ни просил,
Чего бы ни желал в своих мечтах
Все кончится, и продыху не даст.
Придет из праха и вернется в прах.
Отвергнет, бросит, высмеет, предаст —
Совсем не важно. Все против тебя.
Тебя убьют, уже неважно как.
Смотри, о лете умершем скорбя,
Мужчины держат землю на руках.

Лауреат

Лауреат

«Юрий?» — тревожно донеслось из телефонной трубки.
«Да!» — не найдя более достойного ответа сказал Юрий.
«Завтра в 9 утра вы должны быть в доме культуры на церемонии награждения» — сказал скучный голос.
«А зачем?» — недоуменно поинтересовался Юрий.
«Я не знаю, — ответила звонившая, — Исполнительный комитет дал списки и сказал всех обзвонить. Оденьтесь поприличнее, будет телевидение».

Юрий посмотрел в зеркало на голову с редкими волосами, плюнул на руку, пригладил лысину, но остатки волос никак не слушались. Юрий вздохнул и полез в шкаф за парадным костюмом. Последний раз он надевал костюм 9 мая на торжественное шествие. Чем закончилось шествие, напомнили жирные пятна на лацканах пиджака и две дыры на коленях брюк. Юрий тяжело вздохнул, взял деньги отложенные на телевизор и пошёл покупать новый костюм и в парикмахерскую.

Всю дорогу Юрий пытался припомнить, что он такого значимого сделал, что его вот так вот наградит сам глава?
Может быть он был самым законопослушным гражданином, платящим вовремя по всем счетам? Тут же Юрий вспомнил про неоплаченный налог за прошедший год и ему стало стыдно.
Может быть в благодарность за спасённые вещи из пожара в центральном магазине? Но тут Юрий вспомнил про утюг, который он забыл вернуть, и даже покраснел.
Может быть за ту жалобу в районный центр о трещине в асфальте, в которую весной провалилась машина вместе с прицепом? Но жалоба была анонимная, неужели его вычислили?
А может быть за краткую заметку в социальной сети, обличающую в коррупции предыдущего главу города? Юрий конечно не думал, что главу сняли из-за его заметки, но вдруг?
Перед сном Юрий еще долго ворочался и думал, думал и никак не мог придумать причину своего присутствия на торжестве. Думами закончилась бессонная ночь и началось утро.

Дом культуры сиял помпезностью: на вековых подновленных столбах висели шарики, в кадке у бюста вождя стояли свежие гвоздики, нарядные школьницы бойко подсказывали дорогу заблудившимся. Пурпурная растяжка с белоснежными буквами над входом гласила «Да здравствуют лауреаты!».
Зал был набит битком. Юрию место хватило в третьем ряду, правда  за столбом.

На сцене происходила феерия. По очереди выходили лауреаты из непонятных организаций и получали непонятные награды за непонятные достижения. Ну точнее непонятный они были конкретно Юрию, а главе города, который улыбался, каждому горячо тряс руку и вручал торжественную грамоту, видимо было понятно. После каждой номинации на сцену выходили народные ансамбли, исполняли народные песни и народные пляски. Пели душевно и громко, плясали зажато и робко, чтобы не сбить оборудование, декорации и оператора местного телевидения.
Юрий огляделся, люди в зале были все воодушевлены, радостны и горячо хлопали каждому лауреату и художественному номеру. Общая беспечность расслабляла. Юрий откинулся в кресле и лишь изредка выглядывал из-за столба, чтобы увидеть что происходит на сцене.
В конце второго часа глава города сказал пламенную заключительную речь, все громко начали аплодировать и, сбиваю друг-друга на своём пути, побежали в гардероб за верхней одеждой .

Озадаченный Юрий подошёл к столу организаторов за которым какая-то девушка поспешно собирала вещи и пыталась улизнуть, завидев Юрия, и задал мучающий его вопрос: «Добрый день, я Юрий, мне вчера звонили и просили прийти на церемонию награждения, но я не услышал своей фамилии».
Девушка, который наконец-то удалось запихнуть папку с документами в дамскую сумку, окинула Юрия бесчувственным взглядом и ответила: «А кто вам сказал, что наградить должны были именно вас?» — после чего поспешно направилась в сторону выхода.

Гимн 40-летних

Переделана вся работа,
Женились и замужем дети,
Завтра зарплата, суббота,
А с прошлой осталось две трети. 
Урожай весь загодя собран,
Закручены все консервы,
Наготовлены вдоволь: сдоба,
Компот, второе и первое.

И никто не узнает, ни сосед, ни пекарь, ни дворник,
Что тебе в этот вечер наконец-то…
…Исполнилось сорок!

Руки ухожены, ноги,
Пристают незнакомые лица,
На кассе взирают строго,
Друзья не дадут и тридцать,
Ведь выглядишь бесподобной!
Шкаф не вмещает одежды,
К зиме гардероб подобран,
Туфли новые…
…Блестят как и прежде!

Построены все квартиры,
Дома, гаражи и бани,
Куплены все машины,
Осталось сидеть на диване
И в ожидание парилки
С субботы и до субботы
Об стол открывать бутылки,
А нет…
..Ещё мыть сковородки!

В стране глухих

В стране глухих

В стране глухих неслышно играет музыка, обрамлённая септаккордами девочкой, лихо по струнам бьющей, зажавшей коленями контрабас.
Музыка льётся из перехода по лестнице, по улице, в осеннем дрожащем воздухе, на четвёртый этаж, дальше на крышу и в облако, дребезжа запотевшими стёклами, напоминая джаз.
Но её не слышно.

Синеют от холода пальцы. Пар изо рта заволакивает переход. Горло окутывает колючий шарф снаружи и изнутри лепестки ангины просят реже глотать. Бас диссонирует стёклами бесконечных палаток. Пешеход редкий, в пальто укатавшись, быстро проходит мимо не поворачиваясь. Кофр пуст. Не дрожать.
Обморок.

На полуслове оборванный, брякается инструмент на каменный пол перехода, вздрогнув от непривычного обращения, выдает прощальную си-бемоль, следом подкошено опускается девочка.
В переходе звенит тишина, рядом звенит трамвай, отделяемый тонкими сводами потолка.
Вниз по ступенькам спускается случайный прохожий. Щупает медленный пульс рука. Дышит в лицо, растирает щеки, даёт понюхать оставшийся алкоголь…
Обморок отступает. Никого.

В кофре вино и хлеб. Хватит ли до утра? Девочка медленно собирается и по мостовой в тишине, цокая толстой подошвой «гадов» по городу, помнящему звуки валторна спасителя и ноктюрн водосточных труб, пробирается, чтобы в тиши дожить до весны и улететь на юг, там где всегда весна, и больше не появляться в городе
Никогда!

Дома в кастрюлю льет чай, вино, кладет остатки сахара, пряности (корицу, гвоздику, бадьян, имбирь, черный перец, душистый перец, лавровый лист, кардамон, яблоки, изюм, орехи — всего этого нет, поэтому высохший кладет лимон), пьет напиток приторно-терпкий на вкус, думает: «поборюсь»,
И засыпает.

В стране глухих громко работают радио, телевизоры, за гулом машин не услышать сопений уставших девочек, ложащихся в поздний час.
Безумная ночь нависает над городом.
На кухне ковшик кипящим глинтвейном заливает забытый включенным газ.